Проснулся он от привычного зубовного зуда. Утренняя тарелка ушла за горизонт.
- Вот это я задрых, - пробормотал он удивленно.
Вскочил. Эвелинка уже не спала, и, улыбаясь, наблюдала, как он умывается.
- Доброе утро?
Вместо ответа, он поцеловал ее в губы. И пошел будить акробатов. Постучал по пологу палатки. От прикосновения жесткая ткань поменяла цвет: на белом появился отпечаток его ладони.
- Подъем! – проорал он.
И вернулся к костерку.
Ели снова каждый свое. Не разговаривали.
- Палатку можно оставить, тут недалеко, - предупредил он.
Толстяк не стал возражать. Произвел какие-то манипуляции. И палатка будто растворилась. Сработал хваленный клоунский камуфляж. Тыну перехватил взгляд синеволосой, похоже, та думала, что от удивления он распахнет рот как дурачок на деревенской ярмарке.
- Бесполезная вещь, - хихикнула у него за спиной Эвелинка.
- Это почему? – возмутился очкастый паренек.
Похоже, его обидело пренебрежение дикарей к чудесам цивилизации.
- Потому что от палатки пластиком несет за милю, - разжевал ему Тыну, - Ну не видно, подумаешь… да и то невидно пока птичка не пролетела или дождь не пошел. А уж воняет так, что сразу ясно: акробаты рядом.
- Сурово, - ухмыльнулся толстяк.
- Нормально, - спокойно пояснил Тыну, - сами подумайте, стали бы вам клоуны давать что-то полезное?
- А дисколеты? – возмущенно вмешалась в спор девица, - А парализаторы?
- Попробуй в клоуна из парализатора шмальнуть, - злобно сказала Эвка.
- Или тарелку заместо дисколета получить, - добавил Тыну.
- Положим, ваш карабин тоже клоуну нипочем, - резонно заметил толстяк, - им вообще, все нипочем.
К сожалению, он был прав. Поэтому Тыну молча махнул рукой и двинул по направлению к пещерам.
- И вообще, ангелы наши друзья! – в спину ему бросила девица, - Зачем в друзей стрелять?
Он не ответил. Его догнала Эвелинка. Он услышал, как она шипит себе под нос:
- Ангелы… Что за дура!
Ангелами пришельцев начали называть вскоре после публикации Меморандума, по которому Земля входила в галактическое братство. Мол, пришельцы добрые и разумные существа, ненавидящие насилие. Тут же подключились журналисты, те сразу учуяли, куда ветер дует, политики тоже подпели. Обычные дела, в общем. Потом пошла волна прививок добра и все. Мир изменился.
Тыну сплюнул себе под ноги.
- Не дура она, просто акробатка! – пояснил.
- Одно и то же, - парировала Эвка и прибавила шага.

К каменоломням они подошли ближе к полудню. Солнце уже ощутимо припекало, поэтому тень от выработки была весьма кстати. До вторжения тут добывали сланец. Сейчас же шахта стояла заброшенной. Из осыпавшейся дыры входа ощутимо несло холодом.
- Выглядит жутковато, - передернув плечами, произнесла синеволосая дева.
Тыну остановился у входа, достал из кармашка ранца палочки химических светильников, один повесил на шею себе, второй передал Эвке.
- Готовы? – спросил притихших клиентов.
Те ответили не сразу. Стояли, робко вглядываясь в темноту входа. Казалось, что какой-то гигантский кролик прорыл огромную нору в большом холме и ждет там, внутри свой обед. Но Тыну помнил еще эту шахту живой. Правда, вход в нее был со стороны поселка, а тут тогда было что-то техническое. Остатки каких-то механизмов и сейчас громоздились недалеко от дыры. Ржавые, разрушенные, ненужные.
- Парень, так это правда? – голос толстяка прозвучал неожиданно робко.
- Что правда? – не сразу понял Тыну.
- Она правда там? – почему-то шепотом уточнил толстый.
Пришло время удивится Тыну.
- Если вы не были уверены, то зачем шли?
Ответил не толстяк, а паренек в очках:
- Ну, прогуляться тоже хотелось – природа, все такое…
Тыну улыбнулся понимающе. «Все такое» ночью его тоже впечатлило, на звук во всяком случае.
- Оно там есть, - это уже Эвелинка.
Похоже, ей надоело стоять. Она первая шагнула в холодный сумрак входа.
- Если не боитесь, идем? – донеслось оттуда.
Гулко, таинственно и слегка жутковато. Клиенты еще раз переглянулись и полезли следом. Последним вошел Тыну.
Зеленый отсвет химических светильников делал галерею внутри загадочной. Шаги подхватывало эхо и утаскивало куда-то во тьму.
- Слушай, парень, - шепотом спросил толстяк, - если это правда, то как? Они же неуязвимы… Совсем!
Если бы Тыну знал как. Тогда бы можно было как-то бороться. Но он не знал. Поэтому просто в десятый раз начал свой рассказ.
- Это в первые дни было. Когда еще мы сопротивляться пытались. Тогда по дороге беженцы шли. А клоуны… Клоуны на своих тарелка иногда проносились и жгли людей. Почему-то всегда жгли только на шоссе. Дома не трогали, хутора тоже. Ну и однажды опять налетели две юлы…
- Юлы? – перебил очкарик.
- Ну малые тарелки их так звали, – отмахнулся толстяк, - я их помню, действительно летали… И жгли… Может не понимали, что это разумные, конечно…
Тыну ухмыльнулся.
- Как же… Не понимали. Все они должны были понимать. Раз и связь сожгли, и военные базы уничтожили… Может потом передумали всех уничтожать. Решили дружить. А тогда убивали людей… Я-то помню… В общем, понеслись две юлы. А у нас в поселке, ну, тут, рядом с шахтой, поселок был… Вот в нем кюре жил. Сумасшедший дед, но хороший. Все концом света пугал, а когда эти прилетели, совсем плох стал… Но все равно. Увидел что эти летят, а они не спеша шли… Кружились так, будто друг с другом в догонялки играли… В общем, увидел он их и давай в колокола бить. Наверное, думал, люди на дороге услышат набат…
- И чего? – нетерпеливо перебила синеволосая.
- И ничего! – огрызнулся Тыну.
Рассказывать расхотелось. Как расскажешь об том ужасе. Завораживающий танец сияющих дисков в равнодушном небе. Гул колоколов маленькой церквушки. Пульс в ушах от страха… А потом… Одна из тарелок вздрогнула… Развалилась на две половинки и упала… А вторая… Стремительно спикировала туда, где был поселок… А потом… Черный гриб… И тишина…
- А все же? – примиряющее сказал толстяк.
- Одна из тарелок развалилась. На две части. Одну из этих частей я потом и нашел. А вторая упала на поселок. И взорвалась. Никто не выжил.
- Упала? – уточнил паренек.
Тыну вздохнул опять. Он не был уверен. Тогда ему показалось, что тарелка просто таранила церковь с колоколами. Будто чужак ценой своей жизни пытался остановить этот звон. Глупо, наверное… Да и что он там понимал в тринадцать-то лет?
- Упала, - подтвердил он, - И ни поселка, ни церкви. Там сейчас выжженное поле.
Дальше стало не до разговоров. Узкие штольни, ответвления от основных коридоров. Осыпи. Тут уже вел Тыну, ориентируясь по своим меткам.
Присутствие они ощутили метров за тридцать от цели. Едва заметное жужжание, будто работает где-то моторчик. Потом появилось оранжевое свечение…
- Ой, а вдруг это опасно? – всполошилась девица.
Но ее уже не слушали. Похоже, клиенты только теперь поверили, что их не обманули. Еще один поворот и они увидели.
- Осторожно! – предупредил Тыну, - Дальше нельзя, сожжет!
Они и не хотели дальше. Все пятеро замерли, разглядывая открывшуюся картину.
Тыну видел ее десяток раз, и все равно мурашки бежали по спине. За синеватой пеленой силового поля, которое и издавало этот треск, лежал клоун. Лежал навзничь, раскинув длинные шестипалые руки. Пальцы были скрючены, будто перед смертью он царапал камень пола. Рыжая шевелюра, гипертрофированно-красный нос, мясистые губы… Белое лицо. Существо, которое казалось бессмертным, лежало у их ног. Оно было давно мертво. Обломки тарелки как-то пробили толщу земли, и, видимо, пилот смог покинуть их… Но все равно умер. Так и лежал под защитой силового щита, в оранжевом свете какого-то механизма… Отсюда не рассмотреть, что излучало этот неприятный свет.
- Почему его не забрали свои? – сдавленно спросил толстяк.
Ответа на этот вопрос не было. Может, не нашли. Может, не хотели искать. Кто знает чужаков? А Тыну нашел. Набрёл случайно, когда охотился тут за цветным металлом. И потом придумал этот бизнес. Достаточно прибыльный, кстати. За зрелище поверженного клоуна, акробаты платили щедро. Тыну знал это по опыту. Как знал и то, что они еще долго будут стоять здесь. Фотографировать, переговариваться. И так же он знал, что фото не выйдет. Похоже, поле не давало фиксировать происходящее. А значит, будут у них с Эвкой новые клиенты.

Выходили из пещеры уже ближе к вечеру. Клиенты были молчаливы. Они поняли, что фото и видео у них не будет. Но и без этого впечатлений хватало. У Тыну было подозрение, что у акробатов что-то менялось не только в отношении к насилию или питанию… Возможно, что они начинали воспринимать чужих иначе, как хозяев что ли… В любом случае, Тыну не верил, что прививки были безопасны и безвредны. Слишком хорошо помнил вторжение. Слишком сильно ненавидел клоунов.
Первой наружу выбралась Эвелинка. И тут же по ушам резанул ее визг:
- Антон, беги! Беги…
Он и побежал. Сорвав с плеча карабин, он в прыжке вылетел на свет. Готовый убивать если надо. Перекатился, поискал цель, опасность и замер. Понимание, что он видит смерть, пришло сразу. У входа стояли два клоуна. Почти точные близнецы того, что лежал мертвым в заброшенной штольне, только живые. Красные губы шевелились, но главное были глаза. По два черных, наполненных тьмой провала. А за спинами клоунов… За спинами клоунов кривлялся и кричал что-то Янек. Тыну не сразу разобрал, что он кричит. Только потом дошло:
- Господа, девушку не трогайте! Вы обещали…
Дальше Тыну не слушал. Он выстрелил в ближайшего клоуна. Хотя понимал, что вряд ли это поможет. Ударила в плечо отдача. «Бум-бум», - короткая очередь, еще одна… Звон гильз по камням… Клоун приближался неотвратимый, как судьба. Шевелились гибкие пальцы, подергивался красный нос, темнели яростью провалы глаз… Тыну закричал, поднимая карабин. Четыре секунды, шквал огня в упор и магазин опустел. Клоун занес ногу, будто хотел раздавить паренька…

Angelus Domini nuntiavit Mariae.
- Et concepit de Spiritu Sancto.
Ave Maria ...

Он не понял, что кричит Эвелинка. А потом сухо щелкнул выстрел. Тыну почувствовал, что плачет. Глупая девочка, думает убить этих монстров из маленького «Браунинга», патроны к которому такой ценой достала у Янека. Он зажмурился, ожидая смерти.

Ecce ancilla Domini.
- Fiat mihi secundum verbum tuum.
Ave Maria ...
Эвелинка не кричала, она почти пела. Потом щелкнул еще выстрел. Тыну открыл глаза. Прямо перед ним, была огненно-рыжая шевелюра клоуна. Он лежал и не шевелился. Второй же зажимал рукой рану на груди. Тыну удивился – кровь клоунов был красной, как у людей. Растрепанная Эвелинка снова запела:

Et verbum caro factum est.
- Et habitavit in nobis.
Ave Maria ...

Еще выстрел. Клоун молча завалился к ее ногам.
Стало тихо. Тыну поднялся на ноги. Ему казалось, что мир застыл будто на картине. Растрепанная Эвелинка, с мокрыми от слез щеками все так же сжимала руками маленький «Браунинг». За ее спиной белели лица клиентов. Лежали неподвижными манекенами рыжие клоуны. Открыв рот, стоял у юлы Янек. Еще не зная, зачем он это делает, Тыну вырвал нож из-за голенища. Перешагнул через труп клоуна, валяющийся у его ног, и двинулся к кабатчику. Тот что-то понял и попытался бежать. Споткнулся. Тыну навалился сверху, будто на свинью, рванул голову за лоб на себя и резанул острым лезвием по горлу…
Забулькало.
- Антон!
Он развернулся. Увидел толстяка, который судорожно доставал парализатор. Тыну мысленно заржал. Акробат забыл, что не сможет выстрелить в человека. Пока он менял в карабине магазин троица боролась с чем-то внутри себя… Это было бы смешно, если б не было так страшно. Они поднимали тубусы парализаторов, пытались навести на Тыну, потом судорога корежила их тела и все начиналось опять. Он неторопливо поднял карабин.
- Не надо, Антон! Не убивай их! – крик Эвелинки, заставил его опустить оружие.
Он вопросительно посмотрел на девушку. Та устало прятала свой пистолетик в карман куртки.
- Нас все равно будут искать. Зачем еще жертвы?
Он кивнул. Снова навалилось ощущение близкой смерти. Вряд ли клоуны простят им смерть своих. И вряд ли удастся куда-то спрятаться от них. Хотя… Мысль была бредовой, но несла хоть какую-то надежду… Он обнял Эвелинку и спросил в маленькое розовое ушко:
- Эвка, а где еще остались большие церкви? Эти… как их… соборы?
Она замерла. Потом подняла на него глаза.
- Думаешь? – она не договорила.
Он молча показал на мертвых клоунов.
- Как ты догадалась? – спросил он.
И тут Эвку прорвало. Она затряслась от рыданий.
- Ни... как… Я просто… Молилась.
Он крепко обнял девушку. Так они и стояли… А на них смотрели измученные акробаты, да все еще хрипел агонизирующий Янек.