"Корпус 4"

Меню сайта
Наши новинки
Категории раздела
Наши книги
Наш опрос
Кто вы? Анонимный опрос для зарегистрированных на сайте для статистики
Всего ответов: 95
Статистика

Каталог статей

Главная » Статьи » Рассказы

Мила Коротич. Во вселенной стало тихо


Во вселенной стало тихо

Классикам-фантастам и моему отцу посвящается

 

В оранжевых лучах заходящего солнца темно-синяя пузатая бутылка казалась почти черной. Она до чертиков напоминала пустую тару из-под бренди, как и рассказывали. Борис секунду помедлил, прежде чем снять ее с заросшего голубоватым мхом постамента. Многолетняя привычка быть настороже,  обострившаяся до паранойи во время этой, последней, как он надеялся, экспедиции, сейчас словно затихла. Все инстинкты воина уснули в этом до одури спокойном и сонном месте.

Миллионы лет, а может быть и больше, с тех пор как исчезла марсианская цивилизация, в этом храме никого не было. Само время уснуло здесь, уступив место голубоватым лишайникам Марса и могуществу пузатой "бутылки" темно-синего стекла. Она могла все. Марсиане создали ее, спрятали и исчезли, растворившись в красных песках, голубоватых мхах и синих безднах планеты. Может быть, им стало неинтересно жить дальше, если безграничные возможности они смогли засунуть в узкое горлышко сосуда, похожего на бутылку из-под бренди. Может быть, они не знали, что делать с открывшимся могуществом и забросили его в дальний угол планеты, как маленький ребенок теряет интерес к слишком сложной для него игрушке. А может быть, они через чур хорошо представили, что может произойти и спрятали опасную штуку в забытое их богами место от инопланетного греха подальше. Никто не знает. Но, даже если и так, то это не помогло. Марсианская цивилизация исчезла за миллионы лет до того, как человек оставил первый рифленый след от тяжелых военных ботинок на скучной красноватой пыли.

Земляне, всегда готовые к борьбе, получили Марс так просто, что тут же потеряли интерес к новому завоеванию – уж слишком оно показалось легким, быстрым и бескровным. Его объявили научной зоной и ссылали туда ученых-энтузиастов, а в помощь им идеалистов-общественников, хиппи и тихих шизофреников. Но Марс использовал этот беззубый контингент, чтоб нанести расслабившейся Земле удар в незащищенную броней спину.

Борис смотрел на темно-синюю бутылку взглядом профессионала. Его инстинкты отключились, но разум работал по привычной схеме. Он во всем ожидал подвоха и ловушки. Такова была жизнь, повсюду идет партизанская война, которую начал Марс против людей, надо быть готовым защищаться каждую секунду. Но ничего не предвещало опасности здесь в заросшей мхами марсианской ложбине под открытым бесстрастным небом.

Холодное скупое небо Марса прибрало свои последние лучи, погрузив весь мир в чернильно-фиолетовую темноту, но тут же в чреве синей пузатой бутылки заиграл золотистый шар, освещая мох. Тот стал серо-белым.

«Пора», - подумал Борис и взмахнул рукой. Белый порошок, тоньше пудры, струей вылетел из баллона, прикрепленного у запястья. Вылетел и заполнил пространство в ложбине между человеком и его стеклянной целью. Какое-то время в ложбине висела белая пелена и только неяркий свет из синей бутылки уютным пятном выделялся на общем монотонном поле. Затем порошок, вступив в реакцию с марсианским воздухом, превратился в тысячи тяжелых шариков, каждый из которых весил больше, чем взрослый солдат в боевом облачении. Шарики рухнули на почву, врезавшись в пухлую мякоть мхов. Ничего не изменилось. Никаких признаков опасности: ни сигнальных лучей, ни датчиков движения, ни силовых полей, ни древних как мир скрытых ям не проявил чуткий индикатор.

            Но, не раз видевший смерть друзей и врагов Борис Борецкий, опытный боец и следопыт, рожденный и вскормленный под известия об очередной гибели очередных солдат с Земли, он, тридцатилетний мужчина, пусть не самый главный в отряде, но с самого начала знавший цель этой экспедиции, он, не мог позволить себе оплошать. В десяти метрах от этой ложбины Борецкий похоронил последнего из членов своего отряда – гречанку Хлою.  Она, умирая, умоляла его не сдаваться и дойти до цели. На ее смуглом кошачьем теле было больше шрамов от ран, чем орденских нашивок на мундирах боевых ветеранов. Трое других  из его отряда, канувшие в бурых песках и скалах Марса, смотрели на его с небес и ждали победы.

Потому он отключил гравитацию на своих бахилах и, оттолкнувшись ногами от бурого валуна, на самом маленькой скорости подлетел к центральному храмовому алтарю, раскрошенному, изъеденному временем и лишайниками, похожему на старую бетонную тумбу где-нибудь на взморье. На этой осыпающейся тумбе уже многие годы стояла темно-синяя пузатая бутылка с золотистым шаром внутри.

Картина в ложбине напоминала шутку туристов, обчитавшихся Бредбери и Стругацких. Человек в пыльном мешковатом серебристом комбинезоне органично вписывался в чужой пейзаж. Только в отличие от героев старых фантастических рассказов Борис Борецкий не терялся в догадках и гуманистических идеях о счастье, а точно знал, зачем пришел и что он пожелает, когда придет час вытащить ноздреватую пробку из узкого стеклянного горла. Убедившись, что опасности нет, Борис крепко сжал пальцы на синем горлышке бутылки и резко рванул вверх, уносясь в черничное небо на максимальной скорости своего реактивного ранца.

Осиротевший храм без своего сокровища превратился в заросшую сорным мхом дикую лощину. Выжженные соплами участки обуглившегося мха да свинцовые шарики шпионской пудры, похожие на ягоды – все, что осталось теперь в хранилище самой главной тайны Марса. Ее уносило хилое инопланетное существо с примитивным атомным ранцем за плечами. Уносило, чтоб исполнить свое одно-единственное последнее желание. В бледном свете двух лун шарики тускло блестели как слезы.

К вечеру следующего дня Борис уже был в городе, и все пустынные ужасы Марса остались за крашеными стенами городского купола. Четыре мертвых тела на просторах жестокой красной планеты – не достаточно даже для сообщения в местных новостях. Никто и не собирался о них сообщать. Под фальшивым голубым небом купола было достаточно дел и без этого. Исправно дымили лаборатории, где новые и новые фанатики копались во внутренностях новых марсианских находок и кишках их новых жертв. Каждая находка - перспектива новых возможностей для человека. Стоит недорого, окупается моментально, облегчает жизнь всем. Кроме тех, кто ее нашел. Они обычно не доживают до ее промышленного внедрения.

            Изрядно осыпавшаяся местами лазурь говорила о том, что перед системной войной в этом городе была колония хиппи. О том же свидетельствовали и облезлые цветные рисунки на стенах и клумбы одичавшей марсианской марихуаны. Здесь она тоже была голубоватого цвета, как местные мхи. Мутировала, но прижилась. Ученые пели, что марсианская конопля – прорыв в области биологии. А беженцы потом поговаривали, что это было предупреждение. Новый сорт заживлял все раны и удесятерял все силы человека, в том числе и психоз. Правда, про психоз сначала предпочитали не говорить.

Поселения душевнобольных, которых здесь использовали как рабочую силу, находились под бледно-зелеными сводами. Самый гармоничный из всех цветов должен был их успокаивать. Ученые селились под белыми крышами – стерильный цвет  науки и больших надежд. Марс все засыпал бледно-красной пылью, объединив купола в одном цветорешении – обшарпанном. Так он одержал одну из первых своих побед над человечеством. 

Для второй битвы пыльный шар использовал безобидных сумасшедших и их образованные вариации – ученых энтузиастов. Марс подбросил им свою цивилизацию, как приманку. Точнее то, что от нее осталось – артефакты. Поймал как на живца любопытных жадных завоевателей. Говорят, первую такую штуку нашел парнишка-аутист из-под зеленого купола, когда ковырялся палкой в песке. Ему подвернулась вечная батарейка, из тех, которые запрещены сейчас к использованию, а до этого продавались в комплекте к каждой детской игрушке. Просто вечная и все. Подходит ко всем приборам. Не перегорает, дает мощности сколько требуется, взрывается, как оказалось, с большой разрушительной силой при ноте «ре» второй октавы. Повысь голос до крика – и будет "бум". Это первым наблюдал тот же парнишка-аутист – его грубиян-санитар был меломаном…

Борис шел по пустоватой улочке к гостинице, в которой всегда останавливался. Драгоценный трофей был завернут в грубую бумагу и походил на сверток с бутербродами, а сам мужчина в пыльном комбинезоне - на возвращающегося со смены лаборанта. Таких здесь сотни. Фонари разбавляли густой красный свет сквозящего через замазанное краской небо чужого заката. Получалось почти как на земле: оранжево, уютно. Борецкий уже предвкушал воду на своей коже, смывающую многомесячную пыль красных пустынь, а затем он сделает то, ради чего уходил в пески. Краем глаза Борис заметил движение справа. Кто-то двигался за ним.

Борис прибавил шагу, но не сменил направление. Преследователь не отставал, а слева появился еще один. Борецкий переложил пакет со своим трофеем в левую руку, а пальцами правой сыграл боевую трель: под серебром перчатки звякнули стальные пластинки. Теперь рука превратилась в кастет – вполне достаточно для воина против шпаны. По спине пробежал знакомый холодок, волосы на затылке стали дыбом – быть драке.  Борецкий резко свернул в первый попавшийся переулок. Двое – за ним. Он даже смог бегло рассмотреть их. Бросить взгляд, как в уличной драке прикидывают расстановку сил. Мужчина и юноша. Оба бледные, с губами изъеденными соком голубоватой местной травки. У старшего вместо правой руки протез. «Плохо, - подумал Борис, - никогда не знаешь точно, что за дейвайсы у калек в протезах».

 

Борецкий надеялся просто уйти, избежать столкновения. То, что он собирался сделать в гостинице с помощью марсианской бутылки, не вязалось с уличной дракой. Но гора мусора и глухая стена за ней отрезали путь, не давая места для маневра.

Борис резко обернулся – и вовремя. Двое были уже рядом. Теперь Борецкий видел своих преследователей ясно и четко. Во всех деталях. Младший что-то прижимал к животу, что-то бесформенное и пушистое на вид. Глаза парня блуждали, зрачки дрожали на бледном лице, словно каждый жил своей жизнью, а губы были растянуты в идиотскую улыбку. Одутловатое лицо и расплывающаяся, недоформированная, словно детская фигура – он был похож на ребенка и ящерицу одновременно. Борис признал в нем сумасшедшего – типа тех, которых раньше ссылали обустраивать Марс, а потом стали использовать как собак-ищеек для поиска артефактов, когда стало понятно, что марсианские штучки идут в руки только душевнобольным. При этом не важно – родился таким человек или у него съехала крыша от местной травки, дозы лекарства или в результате каких-нибудь иных манипуляций.

Второй идиотом не был, но старался им выглядеть: скалил щербатые зубы, улыбаясь открытым ртом. Засаленные волосы торчали пучками на голове. Борису показалось, что он уловил запах бедности, идущий от полусумасшедшей парочки. Вот только сильный развитый торс, твердая походка да дорогой протез слишком сильно контрастировали с поношенной одеждой и старательно сложенным в юродивую гримасу лицом старшего.

Разведя в миролюбивом жесте руки (как учили:  раскрытые ладони чуть вперед и в стороны), Борецкий спросил:

— В чем дело, ребята?

Продолжая двигаться на него, старший мужчина поднял брови и засипел по-заговорщически:

— Не хочешь купить немного местной травки? — Его напарник - молодой сумасшедший осклабился, услышав знакомое слово, и ткнул  бесформенный клубок, что был него в руках, Борису. Старший приступил к Борецкому почти вплотную и все гундел сипло и неубедительно: — Деньги очень нужны. Отдадим недорого. Хотим свалить из этого проклятого места, подлечиться.

Сумасшедший улыбался и переводил взгляд с Бориса на своего взрослого напарника и все тыкал Борецкому в грудь свертком, из которого торчали измятые  пожухлые стебли. Сладковатый аромат травы смешивался с вонью немытого тела, залитой неплохим одеколоном. Голос старшего напоминал шепот ветра в пупырчатых марсианских ущельях. "Ненавижу пупырчатые ущелья", - подумал Борис. У них плохая репутация: богаты на добычу, но там всегда кто-нибудь остается…

— Очень жаль, но я спешу, и не могу ничем вам помочь, - обычная фраза, чтоб отвлечь и приготовиться к удару. На его памяти жесты миролюбия никогда еще не срабатывали.

— А ни хрена тебе не жаль, - зло сверкнул ясными глазами старший, — но я привычный, возьму сверток вместо денег, — и двинул протезом Борису в челюсть. "Стандартно", - подумал Борецкий, автоматически ставя блок.

Противник был выше и крепче, да и постарше, из толкачей, что берут в бою напором и силой, но слабоваты в технике. Таких гибкий и быстрый Борис не слишком опасался. Заметив, что второй просто стоит в стороне  и пускает слюни перекошенным ртом да тискает свой пучок с травкой, он вообще успокоился. Схватки с мародерами в недлинной жизни Бориса были привычным делом. Бесплатным бонусом к добыче. "Одной левой", - решил он про себя и пошел в наступление.

Но вот странно: привычные движения отдавались непривычно сильной болью, словно разом отказали все системы защиты, даже стандартные мышечные усилители и амортизаторы в костюме не срабатывали. Без этого удары громилы и боль изматывали слишком быстро. Тот размахивал тяжелым протезом как палицей, но не пускал в ход не один из секретов, наверняка спрятанных в нем. Идиот все тискал свою травку и глупо хихикал. "Чему он смеется?" – подумал Борис, оступился и пропустил удар в плечо.

Адская боль прорезала правую руку. Она перестала слушаться. Жар охватил всю правую половину тела и красный туман поплыл перед глазами. Борис пригнулся, уклоняясь от добивающего удара, и потянулся к кнопке на бахилах – взлететь и прочь отсюда. Запрет на полеты под куполом – ерунда, когда на кону проломленный череп.

            — Жми, Тон, — голос похожий на рык прорезал пелену в сознании Бориса. Громила теперь откровенно ржал, — он взлететь хочет, Тон! Что, не работает? Ничего не сработает, слышишь, ты? У Тона нейтрализатор, он все марсианские штучки отключает. Последняя находка. Тон сам его нашел.

— Да! Тон нашел! Тон нашел! — радостно защебетал парень ломающимся баском. А на вид ему было уже за двадцать. — Сам нашел! Тон нашел! Тон -молодец!

Антигравитация не работала. Не работали амортизаторы и усилители. Не работала шпионская пудра. Ничего не работало пока рядом стоял хихикающий парнишка-идиот и тискал свой пучок с травкой! Как просто! Борецкий понял это, уже почти потеряв сознание от боли.

            Рычащий смех и сумасшедший визг победителей привел Бориса в чувство на мгновение и в этот миг он всю свою оставшуюся силу вложил финальный удар. Синяя бутылка в серой оберточной бумаге налилась свинцом и человеческая рука, древнейшее оружие, размозжила череп рыкающему громиле. Он рухнул навзничь в кучу мусора, что украшала собой тупик. В оранжевом освещении заката одинокая красная лужа на мостовой смешалась с пролитым баночным соком.

— Папа! — взвизгнул идиот, выронил свой пучок и, смеясь, упал на четвереньки, пополз как в детской игре к окровавленному громиле.  Из пучка выкатилось нечто шипастое, похожее на морского ежа, только серебристое, и с шипением почернело. Тут же Борис почувствовал укол анестезии в плечо и фиксацию поврежденной руки – заработала автоаптечка. Молодой сумасшедший смеялся над трупом: — Папа играть!

Но тот не подавал признаков жизни. Борис отфутболил "ежа" подальше на всякий случай. В глазах парнишки появился страх. Он начал тормошить мертвеца: — Папа, вставай! Папа, вставай! Тон хочет кушать! Папа, дай кушать! А-а-а!

Его голос срывался на визг сквозь слезы, захлебывался. Визг бил по ушам сильнее, чем боль. Он пульсировал в оранжевом свете заката, разрастаясь. И Борис больше не смог терпеть.

— Папа спит, — сказал он парню, словно тот был его сыном, и протянул ему измятый пучок голубоватой марсианской конопли, не решаясь заглянуть в дрожащие зрачки. Тот схватил ее, измял в руках со знанием дела и сунул в слюнявый рот. — Тону тоже нужно спать. Спи, Тон, - уговаривал Борис обмякшего от сока паренька. Тот покорно свернулся калачиком, положил голову на измазанное кровью плечо громилы.

— Папа спит и Тон спит. Папа спит и Тон спит, — укачивал он сам себя.  — Папа дал Тону травку. Вкусная травка. Пойдем гулять. Папа придет. Ты мой другой папа, — и сам послушно закрыл глаза. Борецкий прикрыл глаза мертвому и поспешил уйти потому, что заметил, как похожи лица у мертвеца и сумашедшего, лежащих в куче мусора. Они и вправду были родственниками или это проклятый свет двух красноватых лун сквозь ободранный купол? Мостовая тускло поблескивала. Никто не пришел на плач.

В голове еще звенело, когда Борецкий дошел до гостиницы. Он уже не мечтал о воде. Он хотел тишины. Такой, чтоб обволакивала, чтоб внутри и снаружи, чтоб в уши - мягкой ватой. Чтоб шепот красноватого песка, гул ветра, оранжевый отсвет, двойные тени, визг идиота и боль исчезли из его сознания навсегда. И памяти чтоб тоже не было. "Может, все же стоило купить немного зелья?" – подумал вдруг Борис. Может быть, тогда не пришлось бы драться, и юродивый не остался бы спать на улице рядом с остывающим трупом и ждать нового "другого папу". Мужчину было не жалко, скорее всего, он сам и довел своего напарника до состояния идиотизма той же марсианской травкой, а вот паренька… "Какого черта они так запали мне в душу?" – тряхнул головой Борис и пожалел о сделанном. Голова отозвалась гулкой болью, и Борецкий ухватился за стенку, аж поплыло все перед глазами. Образ мертвеца и спящего рядом полуребенка в мусоре исчез.

Костлявый робот-привратник в распахнутом сюртуке на входе в гостиницу лениво окинул сканирующим взглядом усталого человека. Его торчащие детали из марсианстой бурой стали были исцарапаны на манер татуировок у моряков. На оголившейся ключице было написано матерное слово. Робот смутился и согнул шею ниже обычного, когда поймал на нем взгляд Бориса и прикрыл надпись лацканом. Тот не смог сдержать улыбки.

— Добро пожаловать в "Приют старого солдата", — пробасил механическим голосом робот, — Я провожу вас в свободную комнату.

Он заковылял по обшарпанному коридору, поскрипывая и не смея поднять глаза на посетителя: из-под полы сюртука выглядывало еще одно нацарапанное ругательство. Оно поясняло, что должно быть на этом месте у робота. Борис из вежливости шел сзади и изо всех сил сдерживался, чтоб не рассмеяться. Одно из подобных слов Борис когда-то  сам выцарапал на таком же роботе. Тот стоял и не шевелился, подчиняясь закону робототехники.

 — Вам нужно что-нибудь? — все так же пряча тусклые глаза, спросил робот, когда они дошли.

— А тебя ничего не смущает во мне? — поинтересовался Борецкий. В его поврежденной руке была зажата темно-синяя бутылка, облепленная окровавленной оберточной бумагой.

— Нет. Ну, разве что, только ваш взгляд, — признался робот. Спохватившись, отчеканил: — Я всегда к вашим услугам. — И вышел, потуже запахнув сюртук.

Оставшись один, Борис водрузил свою находку на трехногий грубо сколоченный столик. Темно-синее узкое горлышко неприлично торчало из буро-красного пакета, напоминая о ругательствах на теле робота. Натюрморт не годился для приближающегося момента. В прояснившуюся голову должны были приходить совсем другие мысли. Иначе не получится. Борис оборвал заляпанную чужими мозгами обертку и бросил ее тут же на пол. Испачкал руки и тупо уставился на оставшуюся лужу на столешнице. Чуть исправившееся настроение испортилось еще больше. Ну, разве это нормально, когда робота смущает скабрезность, а брызги мозгов на бутылке даже не удивляют? Разве нормально, что юродивый остается сидеть в бурой луже, плача о том, кто искалечил его? Разве нормально жить, умирая из-за инопланетных игрушек, которые представляются благом, а потом оказываются диверсией против живых?

— Надо признать, что все марсианские находки позволили человечеству совершить гигантский скачек вперед в техническом развитии,  — говорил Роберт, главный идеолог в их последней экспедиции. — Но беда в том, что в конечном итоге любой артефакт оказывался оружием. Нес в себе скрытую угрозу, которую люди не замечали или игнорировали из жадности из-за открывающихся технических возможностей.

Этот разговор состоялся три месяца назад в этой же гостинице, когда странная троица – смуглая высокая женщина-техник Хлоя, ее слабоумный брат Андреас и ученый очкарик Роберт подсели к скучающему  в баре воину-следопыту Борису Борецкому. Он тогда спросил, почему они подошли именно к нему. "Робот-привратник сказал, что ты в душе хороший парень, а не просто наемник", — честно ответила Хлоя. Она вообще никогда не лгала, потому ее быстро увольняли отовсюду.

— Существует общевселенский принцип круга, — рассказывал Роберт —  он известен с древнейших времен. Его используют и врачи, и ученые, и мистики. "Альфа и омега" – в одном; "все вокруг и яд, и лекарство", "подобное рождает подобное", "единство и борьба противоположностей" и так далее. Все это вписывается в закон круга. Начало и конец – рядом друг с другом. И если Марс стал причиной системных войн, когда человечество разделилось на его жадных завоевателей и таких же агрессивных освободителей, если причина тому огромному количеству смертей – марсианские артефакты, то должно быть средство, устраняющее скрытую в них опасность. И искать его надо здесь, на этом пыльном буром шарике, в его тайниках, а не в искусственных лабораториях. Устранить потенциальную агрессию и жить припеваючи дальше.

— Почему бы просто не перестать пользоваться опасными штуками? — Прищурившись, спросил тогда Борис, заранее зная ответ.

—Ты шутишь, — ответила Хлоя. — А почему бы тогда людям не перестать орать друг на друга, например? Тогда бы вечные батарейки не взрывались. — Она была права. Нота "ре" второй октавы – нота человеческого крика. — Ну, выйди с этим потрясающим своей новизной предложением в Правительство.  Джин выпущен из бутылки, загнать его обратно можно только обхитрив его, с его же помощью.

— Люди уже глотнули марсианского яду, — поддержал Роберт, — Срочно нужно искать противоядие. А по принципу круга это что-то похожее на яд. Любой гомеопат меня бы поддержал. С момента как человек высадился на Марс, от артефактов на обеих планетах погибло больше людей, чем во второй мировой войне. А если посчитать еще и тех, которые сошли с ума или которых свели с ума разными способами для поиска новых диковинок, то получится и того больше. Те, кто живут в райских кущах Земли, вряд ли откажутся теперь от комфорта, что дают им игрушки вымершей цивилизации. Прибавь сюда ученых, которые сейчас вечно заняты, военных, которым есть что охранять, контрабандистов, коллекционеров,  домохозяек, которые боятся, что их муж останется без работы. Марс дает им всем возможность немножко пожить припеваючи, пока в их доме не взорвется очередная новинка или ей не найдется новое убийственное применение.

Борису вдруг представился Марс огромным песчаным шаром, плюхающемся в бурой луже. Древние каналы и русла темных рек ясно вырисовывались на зернистой красноватой поверхности. От полюса до полюса темная сетка одевала пыльную планету, но каналы были полными. По ним текла темная жидкость и источниками ее были тела людей, лежащих на дне каналов. Каждый из них сжимал трофейную диковинку – привет от завоеванной планеты.

— Я думаю, что Марс ведет против нас войну. Партизанскую войну. Сам Марс, планета. Мы захватили его и вгрызаемся в его сонные недра. Он высадил нам в тыл миллионы своих диверсантов, замаскировав их под интересные вещи. Он проник за нашу линию обороны и планомерно уничтожает нас. Разрывает человечество изнутри и физически и морально. Это его месть, я так думаю, —Призналась Хлоя.

— И никто не догадывается что делать? Вы трое, очкарик, лаборантка-механик и дурачок - самые умные? Вы выступаете против опасности технического прогресса. Давно я так не веселился, — Борис  решил тогда не обижать этих чокнутых.

— Мы выступаем против партизанской войны и диверсий. Против разрушительного оружия. Против скрытой агрессии и опасности в каждом доме, только и всего, - Роберт протер салфеткой из марсианского мха запотевшие стекла старомодных очков.

Так в итоге они его убедили. У них была карта и легенда о синей бутылке, которая может все. Их план был прост: отыскать бутылку и пожелать… Карту нашел слабоумный Андреас – марсианские штучки так и липли к идиотам. Странная троица были первыми, кто догадался прислушаться к обрывкам легенд, что пропитывают марсианский ветер и выступают в полдень тенями на гладких камнях, к тем легендам, которыми пугают малышей у костра и забывают с рассветом. 

Трое на самом деле любили тишину. Лиловыми холодными ночами, когда Андреас мирно посапывал под тепловым одеялом, а песчаный ветер не задувал огня в фонаре, искатели молча ели и ни о чем не разговаривали. Никому из них не приходило в голову включить радио или горланить песни. Связи с миром людей они не поддерживали. Их никто не искал и не ждал. В первый раз Борецкий был в таком тихом отряде. В начале он по привычке расставлял сигнальные маячки по периметру лагеря и включал силовое поле, чтоб засечь и задержать потенциальную опасность, но они не разу не понадобились и противно гудели, нарушая тишину.

— Нельзя их как-то утихомирить? — спросила однажды Хлоя.

— Мы и часа не просидим в тиши, — отозвался тогда Борис. — Эти штуки предупреждают нас о всевозможных опасностях.

— А как?

Ответил Роберт:

— Начинают противно верещать при подозрительном движении извне.

— Но там никто и не двигается. Разве только встретятся другие люди. —  Хлоя отвернулась в ночь.

Роберт испытующе глядел на Бориса. Тот хмыкнул и ушел спать. На следующую ночь он не включал маяки, а просидел у фонаря  до рассвета, с бластером под рукой. Дежурил так неделю, колол утром стимуляторы, чтоб не клевать носом, но сонные лощины Марса были равнодушны к их отряду. И он бросил это дело, оставив лишь один сигнальный маяк. Он был с небольшим дефектом и издавал звук, похожий на трель сверчка. В ночной тиши ничего не происходило.

Эти трое теперь только "были". Красные пески, пупырчатые скалы и голубоватые мхи растворили их, как и многих других. Они потерялись в раздвоенных тенях и лиловых сумраках скучной  старой планеты.

Роберт и Андреас остались в пупырчатых скалах. Андреас испугался синих призраков – марсианских миражей, газовых пузырей то и дело вылетающих из пористых стен ущелья. Он начал палить по ним из бластера Бориса, а Роберт кинулся его успокаивать. Обвал, два трупа и бьющаяся в истерике женщина. Она все повторяла: "Зачем ты научил его стрелять? Зачем?"

Сама она подорвалась на мине, оставленной воинами-системщиками. Завоевателями или освободителями – какая теперь разница? Солдаты часто использовали для таких сюрпризов вечные марсианские батарейки.

Но Бориса мыль о погибших напарниках только злила, словно он был виноват, что выжил и должен теперь за все отвечать. Ему хотелось тишины. "Раздражает. Устал. Когда все это кончится?" — спросил Борис сам себя. И сам же ответил: — Сегодня. Сейчас.

И золотистый шар внутри бутылки ярко вспыхнул. "Смотри-ка. Он тоже приготовился!" — с неприязнью подумал Борис. Еще одна марсианская диковинка положит конец всем войнам на свете.

Но внутри его что-то держало, Борис чувствовал опасность. Так ему всегда удавалось выжить. То, что он собирался сделать сейчас, почему-то пугало его. "А вдруг они ошиблись и ничего не произойдет? Тогда Роберт, Андреас и Хлоя просто еще три тихих трупа на тусклых просторах. Четыре с половиной, если считать сегодняшнюю стычку", - все сжалось в груди.

"Хватит", - оборвал он сам себя, грубо сгреб бутылку со стола и выдернул пробку. Она рассыпалась в сильных пальцах голубоватой пылью. Яркий луч вырвался в комнату из горлышка, и все потускнело в его свете. Золотой шар живой каплей вытек из бутылки, раздулся до размеров человеческой головы и повис в воздухе у лица Борецкого. Борис никогда не видел ничего красивее этого шара. Тепло и покой наполнили комнату и сознание. И звук похожий на музыку сфер зазвучал в голове, минуя истерзанные перепонки. И все печали и горести растворялись в этом свете и звуке, исходящем от золотого шара. И человек ощутил себя почти счастливым как в детстве. И любой почти забыл бы уже о своем желании. Но Борис почуял что-то неладное в этом, сжал пальцы до боли, так, что потемнело в глазах, и сказал вслух, разрывая любимую тишину:

— Хочу, чтобы все оружие на свете, скрытое или явное, созданное или переделанное, реальное или потенциальное исчезло. Хочу, что бы не стало больше нигде во Вселенной агрессии и опасности для людей. Хочу, чтобы во всей Вселенной наступили мир и покой. Хочу тишины. — Все, как когда-то решили три с половиной человека, перед уходом в марсианские красные дали. И от себя добавил: — Хочу увидеть Хлою.

И его желание исполнилось.

Темно-синяя пузатая бутылка на глазах Бориса осела и осыпалась в прах. За ней просел трехногий стол. Упали на проваливающийся пол дешевые картинки со стен и тоже превратились в пыль. И налетевший откуда-то пыльный ветер сорвал крышу и разметал стены. Трещины пошли по фальшивой лазури купола и свет раскаленных звезд прорвался к Борису. И все это в оглушающей тишине. Весь известный мир осел и осыпался в пыль, смешанную со светом. Источником света был золотистый шар.

Последнее, что увидел Борецкий своими глазами, был прозрачный силуэт Хлои. Она стояла рядом и прижимала палец к губам. "Сейчас станет тихо", - почувствовал Борис ее голос внутри себя и успокоился. А потом его не стало. Борис протянул к женщине руки, и северный ветер сдул их как золу куда-то к бурому полюсу Марса. Последним погас золотистый шар.

И все взорвалось вокруг. Все, к чему прикасались люди и к чему когда-либо могли бы прикоснуться. На Марсе и на Земле. На Солнце и Альфе Центавра. Везде, где когда-то был человек и куда он мог бы попасть. Источник агрессии иссяк. Так старый тусклый мирный Марс, желавший покоя и тишины, отвечал прощальным салютом издерганному человечеству, выполняя его желание. Человечеству, которое так и не догадалось, где искать источник тишины, и что превращает даже самую светлую вещь в ее темную противоположность.

Во вселенной стало тихо.   

 

Категория: Рассказы | Добавил: mon_paris (08.05.2009) | Автор: Мила Коротич.Во вселенной стало тих
Просмотров: 746 | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]